Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан
Понятное дело, брат переживал не меньше моего, хотя он и слова не сказал про своего бывшего начальника. Нападки на этого хирурга приравнивались бы к нападкам на всю кардиохирургию.
– Ваши точно такие же, – настаивал он. – А то и еще хуже.
– Ты сам не знаешь, что говоришь, – возразил я. – Я еще не встречал нейрохирурга, которому было бы так наплевать на своего пациента или его родню.
Он рассмеялся:
– Что ж, значит, все впереди, в этом уж я не сомневаюсь.
К сожалению, вскоре его словам было суждено подтвердиться. Что касается того случая, то он дал мне понять, каково это – сидеть на дешевом диване, попивая дерьмовый кофе и страшно переживая, – другими словами, быть родственником. С отцом в качестве пациента мне уже было не по себе. Стоит только догадываться, насколько все ужаснее, когда речь идет о ребенке, – испытать в своей жизни подобного я бы не пожелал никому. Я решил, что частью моей работы будет по возможности помогать людям справиться со своим страхом.
Из учебников по хирургии многому не научишься, так что работа хирурга в каком-то смысле сродни нескончаемой практике. Поначалу, будучи младшим ординатором, бо́льшую часть времени проводишь, осматривая пациентов – огромное количество пациентов, выполняешь всю мелкую работу в отделении – по факту разбираешься, что к чему. В операционную пускают, но прикасаться к чему-либо запрещают. По сравнению с другими специальностями, во время практики по которым мы много оперировали, здесь ординаторы чувствовали себя пустым местом.
Я был в состоянии чуть ли не в одиночку проводить целый ряд операций на брюшной полости, однако во время практики в нейрохирургии приходится начинать все сначала.
Проведя год подобным образом, постепенно начинаешь участвовать в некоторых процедурах, учишься зашивать раны, пользоваться отсосом, все больше и больше погружаясь в процесс. Риск при этом минимален. Каждое твое действие непременно контролирует старший ординатор или консультант – а зачастую сразу оба. Когда делаешь что-то первый раз, нервы на пределе, впрочем, как и у твоих начальников, хотя они никогда этого и не признают. Если же справляешься, то в следующий раз они уже присматривают лишь одним глазом.
Дело было поздней ночью. Меня поставили дежурить мальчиком на побегушках, и моей основной обязанностью было принимать сообщения на пейджер на случай неотложной ситуации. Такая ситуация на деле не заставила себя долго ждать, и я, как полагается, позвонил старшему ординатору, дежурившему вместе со мной. Он забрал пациента в операционную, и все прошло чрезвычайно гладко. Затем, правда, пейджер зазвонил снова. Я выслушал историю болезни и результаты анализов по телефону от изнуренного ординатора в какой-то другой больнице.
Так как старший ординатор был занят, я позвонил своему начальнику, чтобы обговорить все детали. Помимо работы в дневное время, консультанты поочередно дежурят по телефону – находясь у себя дома ночью, они отвечают на звонки, когда требуется совет или помощь. Я ожидал, что он скажет: «Осмотри пациента – я еду». Но этого не случилось.
– Ты же уже видел эту процедуру ранее? – спросил он.
– Да.
– Хорошо. Думаю, ты прекрасно справишься.
– Справлюсь? В смысле сам?
– Ты же ведь хочешь стать хирургом?
– Ну да, разумеется.
– Тогда он твой. Дай мне потом знать, как все прошло.
Я повесил трубку, будучи в полном шоке. Наконец-то. Это случилось. После всех лет мечтаний и ожиданий мне дозволили самому провести операцию. Я был в волнительном восторге. Я чувствовал себя полностью готовым к этому грандиозному моменту. У меня не оставалось никаких сомнений: этому пациенту, чья жизнь оказалась в моих руках, непременно поможет будущий величайший хирург Великобритании.
Я был готов. Я был уверен в своих силах.
Возможно, чересчур уверен.
3
Увидел, сделал, научил
Передо мной пациент, тело которого усеяно опухолями. У него лимфома[17], которая распространилась по всему организму. Он истощен. Его состояние критическое. Я понятия не имею, почему мужчина не попал в наше поле зрения раньше. Проблема явно беспокоила его давно, но вскоре все должно подойти к концу. По моим подсчетам, без медицинской помощи пациенту было не прожить и суток, но даже с ней больному осталось не больше месяца. Кто-то должен был немедленно его прооперировать, чтобы дать ему хоть какой-то шанс провести эти дополнительные дни со своей семьей. И этим кем-то неожиданным образом оказался я.
Мой начальник не горел желанием приезжать. Старший ординатор уже был занят другой операцией. Пришло время и мне взяться за дело.
Увидел, сделал, научил. Слова эхом отзывались у меня в голове. Я видел, как это делается. Я смогу это сделать сам. Так было всегда.
Оглянувшись по сторонам, я замечаю женщину-анестезиолога, с которой уже работал ранее. Она выглядит спокойной. Операционная медсестра помогает проводить операции вот уже больше двадцати лет. Я, может, и новичок в нейрохирургии, но в операционной есть настоящие эксперты в своем деле.
Я видел процедуру, которую мне предстояло провести, раз пять и дважды при ней ассистировал. Она довольно простая. Мне нужно вставить в череп трубку, чтобы отвести излишки жидкости. Томограмма показала, что она скапливается в желудочках – полостях по центру головного мозга, заполненных спинномозговой жидкостью. Важные центры, отвечающие за главные речевые функции, находятся в левой части мозга, так что вскрывать черепную коробку я буду справа, рядом со лбом. Это «наименее опасный» вариант – зачастую нам приходится выбирать меньшее из зол. Лобная правая доля – наиболее оптимальное место, я много раз читал об этом и видел операции собственными глазами.
Тело пациента застелено зелеными льняными простынями. Раньше мы не заменяли их годами – стирали и пользовались ими до посинения. Со временем на простынях появлялись все новые и новые заплатки, и выбрасывались они лишь после полного износа. В наши дни используют одноразовые простыни. Это позволяет экономить на стирке и перевозке, правда, про вред для окружающей среды история умалчивает. Как бы то ни было, данную проблему уже не мне решать.
Впрочем, мы отвлеклись. Участок головы, на котором я буду работать, обнажен, вымыт и продезинфицирован. Все готово для операции.
Я смотрю на анестезиолога.
– Он весь твой, – говорит она. – У нас все в порядке.
Медсестра протягивает мне скальпель. Сделав надрез в форме подковы, я приподнимаю кожу, обнажив кость, которую мне нужно просверлить.
